Как вместо открытий делают вид
О развитии науки в России власть говорит много и охотно практически в любой ситуации; иногда заметны не только разговоры, но и действия (как у нас принято, в основном выражающиеся в росте финансирования) — но даже это не помогает отечественной науке занять более значимые позиции в мире.
Несмотря на то что в 2000 году из бюджета России на гражданские научные исследования выделялось 17 млрд руб., а в 2014 г. — 366 млрд руб., наши ученые публикуют в международных научных журналах, входящих в базу Web of Science, приблизительно столько же статей, как и пятнадцать лет назад, уступая китайским более чем в 7 раз, хотя на рубеже столетий отставали от них менее чем на 50%. Отечественные университеты пока также не в состоянии закрепиться в элите мирового образования: в топ-100 вузов по версии Times Higher Education входят 77 американских университетов, 4 китайских и ни одного российского.
Можно ли преодолеть подобное отставание? На мой взгляд, нет — прежде всего потому, что в России наука перестала быть ценностью, а занятия ею за государственный счет, как и многое иное, во все большей степени становятся профанацией.
Как мы уже говорили, количество научных работ, опубликованных нашими учеными в ведущих мировых журналах, почти не изменилось с 2000 г. — зато за это время количество кандидатских и докторских защит выросло на 24%. «Выработка» на одного «специалиста» падает, зато заработки их растут.
Если поставлена задача сделать публикации многочисленнее (в мае 2012 г. В.Путин подписал указ, согласно которому к 2015 г. доля публикаций российских исследователей в Web of Science должна увеличиться до 2,44% с нынешних 2,11%), то у бюрократов от науки готов ответ: с 2013 г. начала резко расти доля иностранных преподавателей в ведущих отечественных университетах.
Зачисляясь туда на четверть ставки и подписывая свои статьи в том числе и как сотрудники Дальневосточного или Томского университета, эти ученые «делают план» нашим вузам, получая в качестве доплаты за публикацию в 3–4 раза больше, чем гонорар, выплачиваемый за статью тем журналом, в котором она публикуется. Примеры можно продолжать, но диагноз очевиден: в России наука не является престижным делом; государство делает вид, что ее финансирует, а ученые прикидываются, что работают.
Причина наших неудач в уникальном взаимоотношении науки и экономики, науки и государства. Обычно научные исследования призваны либо развивать экономику, либо ковать престиж страны, обеспечивать ее безопасность и доказывать ее лидерство.
В Советском Союзе доминировал второй подход — и ученые, непосредственно взаимодействовавшие с государством и обеспечивавшие его нужды, занимали достойное место в стране. Важно отметить, что результаты их деятельности были видны и осязаемы — для того чтобы в них нельзя было усомниться, работали целые отрасли. Вполне может быть, что такое развитие «прикладной науки» похоронило экономику страны, но в том, что оно имело место, сомневаться не приходится.
В США преобладает первый подход: исследователи создают не только абстрактное знание, но технологии и продукты, которые стремительно коммерциализируются и делают своих изобретателей богатейшими людьми. Эти успешные предприниматели дают заказы новым ученым, финансируют университеты и развивают научную благотворительность. При этом государство вкладывает миллиарды долларов в проекты, которые оно считает приоритетными, — но залог успеха состоит в том, что интеллектуальную собственность на технологии сохраняют те, кто их создал, пусть даже за государственный счет. В этой схеме нет места «распилу» и мошенничеству — вознаграждается только талант и его успехи.
В современной России не действует ни одна из этих схем. Экономика живет на нефти и газе и не требует новых технологий, а если и требует, то таких, которые гораздо легче купить за рубежом, нежели разработать в стране. В высокотехнологичных отраслях мы настолько сильно сидим на импортной «игле», что никогда с нее не слезем — более того: современный технологичный сектор является единственным, в котором конкуренция предполагает совмещение улучшения свойств и качества товара с сокращением издержек, а последнее противоречит всем канонам российской экономики.
Именно поэтому российская наука сейчас претерпевает катастрофические изменения. От ученого и специалиста фокус переносится на «экспертов» — людей, статус которых в развитых обществах неизвестен. Эксперты — это люди, делающие вид информированности в своих областях и готовые дать советы по тем или иным (а чаще всего любым) проблемам, но не несущие за результаты таких консультаций никакой ответственности. Будучи в этом похожими на государственных управленцев путинской эпохи, они прекрасно обслуживают власть, но не могут обеспечить приращения какого-либо знания.
Сегодня распространена точка зрения о том, что современная наука требует для своего развития демократического и свободного общества. На мой взгляд, этому утверждению не находится неопровержимых доказательств — в сталинских шарашках делалось чуть ли не больше открытий, чем в куда более свободные времена. Однако гораздо более очевидно, что такая наука выступает продуктом индустриального мира.
Современная наука — система, предполагающая поиск объективной истины, ее применение в экономике и постоянные социальные перемены, обусловленные использованием ее результатов. Проблема российской науки не в том, что страна не может себе ее позволить; она в том, что общество в ней не нуждается, как не нуждается оно в квалифицированных специалистах и рабочих, в независимых политиках и в критически мыслящих депутатах. Уходя от индустриальной модели к сырьевой, от конкурентной политики к «суверенной демократии», Россия делает отечественную науку ненужной. В обществе, открыто провозглашающем курс на консерватизм, задача увеличения числа считающихся опытными профессоров и кажущихся значимыми журнальных статей, если ее ставит президент, будет решена — но самому обществу это ничего не даст.
Я убежден: Россия как научная держава возродится только тогда, когда она вернется на путь естественного экономического развития и откажется от ее «консервативных» идеалов. Только в этом случае наука сможет стать независимой от государства и навязанной им идеологии, только в таких условиях ученые смогут служить истине, а не определенным бюрократией показателям. А пока этого не произошло, российская наука будет развиваться в той логике — и в том пространстве, — в которой развивается современная мировая наука.
Русские ученые будут делать научные открытия, печататься в ведущих журналах, получать Нобелевские премии, становиться руководителями крупнейших технологических корпораций — но делать это вне России, отгораживающей себя от глобальных тенденций. Думаю, было бы очень интересно увидеть, насколько бóльшим является процент публикаций, выходящих за подписью русскоязычных, а не российских ученых, — я уверен, что разница составит не менее 2–3 раз.
Однако русскоязычные ученые, рассеивающиеся по миру, интересуют нашу власть намного меньше русскоязычных чернорабочих, сконцентрировавшихся в Донбассе или Караганде, — они ведь заняты делом и не пойдут за несколько сот долларов бить окна в административных зданиях. Просто потому, что даже если власти этих государств и не признают русский язык государственным, для ученых это ничего не значит — ведь языком науки «великий и могучий» быть давно уже перестал.
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
buratino_69 в Народная эйдетика, або Стори vs. Хистори
