![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Штурм Сухуми, начавшийся 16 сентября 1993 г. продолжался немногим менее двух недель. Во время артподготовки разрушен практически весь курортный город, некогда белевший среди субтропической зелени. Лишь на окраине можно встретить неповрежденные особняки. Особенно пострадал центр. Целые кварталы сметены до фундамента установками «Град». От дома правительства — в прошлом многоэтажного респектабельного здания — остались четыре стены (победители так и не смогли на манер штурмовавших рейхстаг водрузить на шпиль свое знамя). Под рухнувшими бетонными перегородками, по-видимому, погребены останки десятков его защитников.
Полностью уничтожены все линии связи. В городе нет ни воды, ни света. Закрыты все до единого магазины. Горожане питаются, похоже, былыми запасами. С наступлением темноты в разных концах города вспыхивают перестрелки. Иногда слышны артиллерийская канонада и взрывы мин. Как сказал солдат абхазской армии: «Добивают засевших в подвалах грузин». На перекрестках лениво
переговариваются бородатые автоматчики с зелеными повязками на головах — признак принадлежности к абхазской армии. Каждый второй прохожий вооружен автоматом Калашникова, кое-кто — гранатометом или пулеметом. Редко встретишь женщину.
Мой коллега — журналистка абхазского телевидения, наполовину грузинка, наполовину русская (она не захотела, чтобы ее фамилия появилась в газете) спряталась от погромщиков в санатории Министерства обороны РФ.
— Ко мне в квартиру вошли двое абхазцев и предупредили: если увидим тебя через два часа, убьем. Слава Богу, что не убили сразу.
Патрули абхазских формирований, по ее словам, проверив на улице паспорт, расстреливают каждого, у кого в графе «национальность» выведено «грузин».
Последние группы беженцев были выведены из города в конце сентября. Благодаря стараниям офицеров Госкомитета по чрезвычайным ситуациям РФ удалось эвакуировать морем около 15 тысяч грузин. Однако постановлением правительства деятельность российской части Объединенной комиссии по урегулированию ситуации в Абхазии была прекращена 1 октября. Оставшиеся в городе люди грузинской национальности (по имеющейся информации, несколько сотен человек прячутся до сих пор в подвалах, в окрестных лесах и санатории МО) вполне могут пополнить списки жертв геноцида.
На моих глазах полупьяный ополченец застрелил дряхлого старика, тащившего тележку с дровами. Почему? Видимо, решил, что его нос типично грузинской формы. Российские десантники, из автомобиля которых я это наблюдал, только скрипели зубами. Приказано соблюдать нейтралитет. Трупы закапывают в огородах. По свидетельству очевидцев в новом Афоне каждый день прибивает к берегу до десятка убитых.
Полное безвластие победившего абхазского правительства сделало город прозрачным для грабителей. Разбитые оконные стекла, развороченные снарядами стены бесстыдно обнажили домашние очаги перед полчищами мародеров.
Основные воинские формирования абхазской армии укрепились вдоль границы с Грузией. Вступивший за ними в Сухуми эшелон боевиков — это сброд уголовников. Из Сухуми в Гудауту тянутся вереницы грузовиков, доверху набитых награбленным добром. Автомобили уже отбирают, невзирая на национальность. На проспекте Мира — центральной улице города — наблюдал, как «КАМАЗ» тащил за собой на канате шесть угнанных «Жигулей».
Городская комендатура сформировала подразделения охраны. Но как она борется с мародерами? Командир взвода охраны Виктор Кулик ответил:
— Максимум, что мы можем сделать, это попытаться уговорить грабителя уйти в другое место. Гораздо чаще нам приходится утешать ограбленных: «Скажи спасибо, что тебя не убили».
...Неподалеку от российско-абхазской границы я узнал о том, что в Кодорском ущелье, в глубине Сванетии, скопились тысячи грузинских беженцев. Как при мне сообщили 1 октября по радиотелефону представителю российского Госкомитета по чрезвычайным ситуациям Юрию Дьякову, ежедневно дети и старики, лишенные запасов продовольствия и теплых вещей, десятками гибнут в промозглом каменном мешке. Страшная война в Абхазии, обернувшаяся геноцидом, продолжается и после взятия Сухуми...
Была ли эта трагедия неизбежной? В конце нынешнего лета еще теплилась надежда на то, что ее можно предотвратить.
Заработала Объединенная комиссия по урегулированию ситуации в Абхазии. Созданная по Сочинскому соглашению, заключенному 27 июля официальными представителями России, Грузии и Абхазии, она установила свои посты вдоль реки Гумиста, разделявшей противоборствующие стороны. Более двухсот грузинских артиллерийских орудий вывезли морем в Поти. Затворы абхазской артиллерии спрятали под замок в российском воинском подразделении.
— Но, к сожалению, произошли обоюдные нарушения соглашений, — говорит руководитель российской части Объединенной комиссии Валерий Шуйков. — Мирный план с треском провалился. Грузинская сторона не соблюдала сроки вывода военной техники. Абхазское правительство прекратило деятельность своей части комиссии. И 16 сентября в 5 часов 40 минут абхазские отряды начали штурм Сухуми.
Эвакуацией мирного населения из города и окрестных сел занимался замначальника управления экстренного реагирования ГКЧС полковник Юрий Дьяков.
— Это было ужасное зрелище, — говорит он. — В порту — орущая толпа, страшная паника. Солдаты стреляют поверх голов, чтобы хоть как-то усмирить обезумевших от страха людей. Но даже женщины и дети, видимо, привыкшие к войне, не обращали никакого внимания на выстрелы. На моих глазах рыжий молодой мужик, сбросив в воду пожилую женщину, пробился к сходням и, достав из заднего кармана брюк пачку десятитысячных купюр, совал их офицерам, руководившим посадкой.
Тем не менее на военных судах удалось переправить в Поти около 20 тысяч грузин, а в Сочи — полтысячи русских. Большая часть русскоязычного населения, как сказали мне военные, осталась в Сухуми — то ли из-за отсутствия информации, то ли в надежде на «порядочность» абхазских властей. Последняя партия беженцев была вывезена из города 28 сентября.
Сейчас, по словам Дьякова, в республике царит геноцид. Он собственными глазами видел в море десятки трупов. Женщины со вспоротыми животами. Отрезанные головы, лежащие на пляжах между деревянными топчанами.
— Грузин почти полностью вывели в Абхазии, — говорит Дьяков. — Беженцы рассыпались по горам или прячутся в подвалах. Крупное скопление грузин в Сванетии, несмотря на мольбы грузинского руководства, вывезти пока не удается. Посылать военные вертолеты в далекое горное ущелье — обречь их экипажи на верную гибель. В такой неразберихе любая сторона — как грузинская, так и абхазская — может сбить боевую машину ракетой.
Гудаута, расположенная в полутора часах езды от Сухуми, пожалуй, единственное относительно безопасное место в Абхазии. Здесь базируются воздушно-десантный полк и летные подразделения российских вооруженных сил. В центре города, огороженная бетонными блоками и автоматчиками, стоит резиденция Председателя Верховного Совета Абхазии Владислава Ардзинбы.
20 сентября Россия, применив санкции за нарушение Сочинских соглашений, прекратила электроснабжение Абхазии и поставки топлива. Гудаута практически не пострадала за год грузино-абхазской войны. Небольшой городок, десяток-другой пятиэтажных зданий, а в остальном — красивые особняки, увитые хмелем и виноградом. Дыхание близкой войны чувствуешь, лишь когда мимо на сумасшедшей скорости проносятся иномарки и «Жигули», из окон которых торчат стволы автоматов. Почти в каждом дворе, за витой металлической оградой, — две-три «легковушки» без номерных знаков.
Позже, вернувшись в расположение воинской части, узнал у офицеров, что большинство этих автомобилей принадлежало грузинам, убитым или убежавшим из селения. Сейчас в Гудауте можно приобрести «вольво» за полмиллиона рублей. И цены на автомобили, говорят, скорее всего, будут падать. А вот за сто литров бензина военным предлагают японский телевизор. Вооруженные абхазы на корточках часами просиживают у въезда в воинскую часть, тщетно надеясь на то, что «добрый солдатик» отольет им литр-другой топлива.
На утро 2 октября в Сухуми отправляли отделение солдат-саперов. Командир полка приказал трем сопровождающим десантникам взять полные боекомплекты и облачиться в бронежилеты. Выставив перед собой автоматы, «голубые береты» встали в полный рост вдоль левого борта, и армейский грузовик понесся по извилистой горной дороге.
Навстречу вереницей тянулись тракторы с прицепами, «КАМАЗЫ» и легковые автомобили, доверху набитые мебелью, электроникой, разным домашним скарбом. «Беженцы?» — спросил у десантника. — «Мародеры»...
Спустя полчаса въехали в предместье Сухуми — в поселок Эшера. Здесь дислоцировались передовые отряды абхазской армии. В здании местного пансионата находился ее штаб. Ни одного уцелевшего дома: зияющие глазницы окон, обвалившиеся крыши. Обгоревшие стены испещрены пулями и осколками снарядов. Вокруг ни души.
У нижнего моста врезались в берег Гумисты оборонительные сооружения абхазов.
С другой стороны реки — грузинская армия. Из противотанковых щелей потянуло трупным запахом. «Тела убитых грузин, — сказал один из саперов, — еще не убраны: сначала нужно разминировать территорию вокруг».
Мы въехали на Бзыбское шоссе, одну из самых протяженных автомагистралей города. Окна жилых домов повсюду выбиты взрывной волной, пулеметные очереди превратили металлические ворота в решето, кое-где видны пепелища. Но разрушений меньше, чем на фронтовой окраине.
На изгородях болтаются зеленые и красные ленты. «Цвета абхазской армии», — пояснили военные. На воротах домов намалевано краской вроде «ХАСАН ЧИЧНЯ ЗАНЯТО» или «ШАМБА ЗАНЯТО». «Занято, занято. ..» — почти на каждом доме выведено это слово. А рядом — абхазская фамилия или любая другая, но только не грузинская. «На Бзыбском шоссе, — сказали солдаты, — проживало много грузинских семей...» Видно было, что завоеватели уже обжились в грузинских домах. Выбивали пыль из чужих подушек, стирали в чужих корытах, ели с чужих тарелок. Что там угнанные «Жигули» — огромная улица, со всеми ее домами, оказалась во власти завоевателей.
Парашютно-десантный батальон (№ 901), расположенный на окраине Сухуми, — конечная точка маршрута. Здесь также повсюду следы неутихающей войны. Каменное здание столовой только день назад было отремонтировано. Воронки от залетавших снарядов засыпаны землей.
— С начала боев за Сухуми, — говорит комбат капитан Алексей Черушев, — мы стали островом в море огня. Иногда подвергались обстрелам как с грузинских, так и с абхазских позиций. 17 сентября погиб рядовой Валерий Лященко. 28-го был смертельно ранен ефрейтор Евгений Лайтер, находившийся в карауле у сухумского пансионата Министерства обороны России. Есть несколько тяжелораненых.
Батальон совершенно беззащитен перед орудийными залпами. Ни одного подземного укрытия. Единственное бетонное сооружение — здание клуба. Да и то, как сказал Черушев, «на скорую руку слеплено военными строителями и могло похоронить под своими обломками почти весь личный состав батальона».
Главная задача десантников — охрана пансионата, в котором сейчас живут офицерские семьи и сотня беженцев. Как они обитают во фронтовом городе? Автоматная очередь в трехстах метрах срезала верхушку дерева. Люди лишены света, воды, связей с окружающим миром.
Меню батальонной кухни — это перловка, суп из концентратов, сто граммов тушенки на человека. «Овощи, — сказал комбат, — солдаты видят дважды в год. Все окрестные поля выжжены, а доставка витаминов из Гудауты сопряжена с массой проблем.» Мне продемонстрировали сухари, вот уже долгое время заменяющие хлеб. Вскрыв упаковку первого попавшегося пакета, я был озадачен тем, что полукруглый сухой хлебец испещрен небольшими темными отверстиями. Что это — сухари с тмином? «А ты постучи им о стол», — засмеялся комбат. От первого же удара на поверхность стола высыпались червячки. «Вот так нас тут кормят!»
Средняя офицерская зарплата в батальоне — чуть более ста тысяч рублей. Что же заставляет десантников подвергать себя смертельному риску? Начальник штаба батальона майор Владимир Соловьев, прошедший Афганистан, говорит: «Рисковать — наша профессия. Но главное то, что в городе остались беженцы, русские семьи, для которых батальон — последняя надежда на спасение».
На «джипе» мы вылетели за ворота батальона. Офицеры в бронежилетах, с автоматами в руках. Комбат до упора выкручивает на магнитофоне ручку громкости. Звуки «Господа офицеры» кажутся нереальными среди полуразрушенного города. Автоматчики в камуфляже, бредущие по улице, оборачиваясь, провожают автомобиль хмурыми взглядами. Холодок пробегает у меня по спине, но успокаивает невозмутимый вид десантников.
Новый район Сухуми, застроенный многоэтажными зданиями, был, видимо, прекрасной мишенью для артиллерии. Снесены верхние этажи. Следы пожарищ. Снарядами выломаны из стен бетонные панели. Солнце бьет в глаза через сквозные дыры. «Восстановлению, — прокомментировали офицеры, — район не подлежит».
На проспекте Мира попросил остановиться у первого попавшегося дома. В стене — полуметровая пробоина от снаряда. Дверь настежь распахнута, на пороге разбросаны какие-то вещи. «Кто здесь жил?» — спрашиваю у вышедшей из соседнего дома пожилой женщины. «Грузины, муж и жена Цитлидзе», — женщина испуганно посмотрела на десантников, на всякий случай перегородивших въезд во двор. «А где они сейчас?» — «Не знаю». — «Можно войти внутрь?» В доме все перевернуто вверх дном. Рассыпанные по полу лекарства и школьные учебники. Одеяла и простыни вперемешку с одеждой.
Жильцы этого дома, если они остались живы, видимо, не успели захватить с собой даже самые необходимые вещи.
Дом правительства, похоже, оборонялся до последнего. Перед зданием стоит сожженный БТР. Ступени усыпаны осколками мин и снарядов. С первого этажа видно небо. Бетонные плиты гроздьями свисают сверху на искореженной арматуре. Более или менее сохранилась небольшая пристройка. На подоконниках — бутылки с зажигательной смесью. В одной из комнат, видимо, размещалось абхазское отделение Грузинского фонда милосердия и здоровья. Поднял с пола несколько листочков, исписанных женской рукой. «Проект устава «Союза братства». Учредить с целью оказания помощи семьям погибших за территориальную целостность Грузии». Устав утвердить не успели...
Линии электропередачи порваны. Провода паутиной легли на дороги. И даже если сейчас Россия даст в Сухуми свет, ни в одном доме он не зажгется. Магазины, оскалившиеся разбитыми витринами, разграблены. «Где вы берете продукты, чем питаетесь?» — спросил у одинокого прохожего. «Сухари, консервы. После взятия города раздавали продукты, взятые на городских складах. Какие-то запасы еще остаются».
На бывшей турбазе «Челюскинская» до грузинского наступления в августе прошлого года жили семьи офицеров 901-го батальона. Под огнем приносил сюда еду известный в прошлом игрок тбилисского «Динамо» Гено Зария, живший через дорогу. Сейчас его дом разрушен. Где он сам — никто не знает.
На турбазе после прошлогодних боев поселили грузинские семьи, оказавшиеся без крова. Спальный корпус, судя по разрушениям, ожесточенно оборонялся. В комнатах разбросаны гранатометы, груды патронов, каски, бронежилеты.
Штурмовавшие здание, похоже, всласть отвели здесь душу. В кастрюле, среди маковой соломки, плавали одноразовые шприцы (готовили опиумный раствор и «кололись» им). На окровавленном топчане разбросано женское белье. Из распотрошенной дамской сумочки выпали семейные фотокарточки. Чуть поодаль из цветочной клумбы поднималась скрюченная в агонии рука.
На перекрестке, у моста через реку Келасури, мы едва не наехали на труп мужчины. На обочине я увидел еще несколько. Полуобгоревший труп одного из них глодала дворняжка. Всего насчитал одиннадцать тел, одетых в полувоенную форму. В траве лежали паспорта двух убитых:
Валерия Киртадзе, 1952 г. р., и Нугзари Месхи, 1958 г. р. В десяти метрах, не обращая на нас внимания, переговаривались три женщины. «Кто эти люди? Почему их не уберут отсюда?» — «Это охранники грузинского генерала Адамия. Пусть валяются: собакам собачья смерть».
Трупы этих людей — по варварскому обычаю — выставили на общее обозрение. Других по возможности предают земле. Рядовая для жителей военного Сухуми сцена: старик с трудом тащит тележку, сзади ее подталкивает старушка. На тележке друг на друге лежат три завернутых в одеяла трупа.
Над городом витает тошнотворная вонь разлагающейся плоти. Хотя центральные улицы уже очищены. Но как сказал мне заместитель премьера абхазского правительства Леонид Лакербая, в домах и парках до сих пор много убитых. Кроме того, в городе еженощно вспыхивают перестрелки. Продолжаются погромы, появляются новые жертвы.
В районе Сухумской улицы мы остановились, чтобы расспросить дорогу. Мимо еле брел пьяный автоматчик с залепленным лейкопластырем глазом. За ним шли две женщины и юноша. «Куда ведешь людей?» — «Выяснить надо, кто такие. А то и шлепну по дороге. Обрыдла мне эта война». Один десантник предложил комбату «отнять у этого ублюдка автомат». Но приказ «соблюдать нейтралитет» подавил эмоции.
Кто эти люди, установившие в Сухуми беспредел?
Ударной силой штурмовавших город были казаки. За ними шли абхазские, чеченский, осетинский, адыгейский — всего 10 батальонов. 1-я казачья сотня, захватив центр, осела в домах на улице Руставели. Командовал на этом участке походный атаман Кубанского казачьего войска Николай Путько.
— Зачем вы приехали сюда?
— Я считал, что абхазский народ воюет за правое дело. Во всяком случае притязания грузин, на мой взгляд, здесь неосновательны. Некоторые из казаков приехали сюда, чтобы испытать себя.
— Вы видите, какой беспредел творится в Сухуми после его взятия абхазской армией?
— Да, то, что сейчас происходит в городе, не укладывается ни в какие рамки. Творится необъяснимое. Людей, которые сейчас мародерствуют, я не видел на передовых позициях. Не могу предвидеть, что будет дальше. Терроризируется даже русское население.
Абхазское правительство, по словам Путько, пообещало казакам дома в Сухуми.
Но сейчас мечта атамана, как я понял, — выбраться из этой «заварухи» живым. Вернуться в Краснодарский край, где у него собственная ферма.
Ополченец (просил его фамилию не называть), приехавший воевать из Чечни, сказал, что после того, как основные части передвинулись к границе с Грузией, в город ворвались орды уголовников и просто любителей поживы, Большинство из них — жители окрестных сел и близлежащих городков. Именно они, осатаневшие от запаха крови, пользуясь полным безвластием в городе, убивают, насилуют, грабят...
Другой — абхазский — боевик счел мой вопрос о мародерстве неуместным. «Слушай, — ответил он, — я, вернувшись в Сухуми, нашел свои вещи в квартире соседа-грузина. О чем ты спрашиваешь?» Примерно то же сказал мне помощник председателя ВС Абхазии Беслан Барганджия. Создается впечатление, что власти Абхазии сознательно отдали свою столицу на разграбление.
Абхазское правительство не спешит в разрушенный город. Из представителей власти здесь лишь комендант города. Как ни допытывался, никто не смог вспомнить хотя бы один случай расстрела мародера. О том, что город наводнен оружием и оно не изымается, я уже не говорю. В здании штаба 23-й бригады грузинской армии, оборонявшей город, я видел штабеля противотанковых мин, гранатометов, ящики с боеприпасами. Вход в здание открыт для любого.
В день отъезда из Сухуми — 5 октября — в здание комендатуры меня не пустила охрана: «Приходи послезавтра, командир занят». На ступенях сидел пожилой человек, «Я русский, а меня выселили из квартиры, — сказал он. — Комендант дал документ, но он не помог». На клочке бумаги, которую держал выселенный, было написано:
«Вселить (имярек) в его квартиру по адресу...»
В это время из комендатуры в окружении телохранителей быстрым шагом вышел абхазский лидер Владислав Ардзинба. Невидящими глазами он мельком посмотрел сквозь меня. К нему был единственный вопрос, который не нужно задавать: «Посмотрите вокруг: как вы, ученый в прошлом, постигавший — и весьма успешно — человеческую мудрость, будете жить дальше с таким грузом в душе?»
